Поэты – островитяне. И жизнь до предела сжата - Эрлинде

Поэты – островитяне

И жизнь до предела сжата

Эрлинде

© Эрлинде, 2017

ISBN 978-5-4485-2966-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

И жизнь до предела сжата

Поэты – островитяне

Поэты – островитяне.А мир остальной – не с нами,Он весь на материке.Поэт окружён морями,Дождями и облаками,А мир остальной – не с нами,Он где-то невдалеке.Поэт в этом мире – простоСвой не покидает остров,Всё делает второпях.Поэт – не обычный житель,Вы, люди, уж нас простите, —В реальности мы – в гостях.Нам нужно чуть-чуть покоя,До нас не достать рукою,И кто-то всегда расстроен,Что мы в облаках парим.Но нас не вините – простоОт люльки и до погостаНам нужен наш тайный островИ синь глубины над ним.

И жизнь до предела сжата…

От тех, кто тобой прельщён —Туда, где царит мгновенье,Лети, лети, махаон,Лови, лови вдохновенье!Твоя красота нужна.Сверкни беспамятной долькойГлубин, не знающих дна,Былинкой, нежной и стойкой!Две брызги – крылья твои,Вот-вот и они устанут,Замрут на ложе землиИ пятнышком светлым станут.Две песни – хрустальный стон,И жизнь до предела сжата-Люби, люби, махаон,Мистический код заката!Закат для того горит,Чтоб быть твоим крыльям – фоном,Ручей для того журчит,Чтоб льнуть к твоей песне – звоном,И шёлк на крыльях твоихПылает нездешним цветом,И ветер давно утих,Чтоб вспомнить потом об этом…

Страданье разносится ветром…

Страданье разносится ветром,Сгущается тучами горя,Пронзает, как иглами, недра,Сочится туманом из моря…От этих туманов, не виденАрхангелом и Серафимом,Страданием воздух пропитан,Спрессованным и неделимым…О, как же Россия привыклаВот к этим тяжёлым рассветам,О, как же привычно приниклаК крестам, не дающим ответа!А тысячелетия болиБолят и болят, не стихая,Ни счастьем, ни раем, ни волейУже никого не прельщая.

В мире геометрии

Хочу, едва дождавшись ночи,Сгореть, – что недоступно, впрочем,        Для тех наук,Где каждый куб красив и точен,        И каждый круг.И где цилиндром сердце сжато,И где не скрыться от квадратов,Где настигают виноватых        Насмешки их.Над чертежами не заплачешь,И эти мысли так упрячешь,Чтоб не рассыпались при встрече        Углов тупых.Хочу, едва дождавшись ночи,Сгореть. Но тот квадрат не хочет,        Что кубом стал.А куб – ведь это просто клетка,Не строй иллюзий больше, детка,        Таков финал.

За попыткой попытка проносятся дни…

За попыткой попытка проносятся дни.Жизнь моя – не дела, а попытки одни,Да и тех непригляден итог.Наше время для душ – как Ходынка для тел:Задохнётся в нём тот, кто соседа жалел,Кто толкаться и драться не мог.

Я с укором шепчу: «Исцелися, врачу».Кто судья, перед кем оправдаться хочу,Обнаружив бессилье своё?Если совесть – не много ль берёт на себя,Лучше ль жить, до презренья себя невзлюбя,Чем строкой успокоить её?..

Окраина

Окраины взвесь, из нелепых забот,Окраины соль у меня на родуНаписана, – пасмурный круговорот,Любовь отвергающий, как ерунду:Так мудрость его отрицает полёт,Как пасмурность сводит на нет красоту.

Окраины брод, неухоженность, грязь,Идея исчезнуть в снесённых домах,Возможность иссякнуть, замолкнуть, пропасть,В сугробе утихнуть и вытечь в ручьях —Из этого века. В другой перетечь,В другой пересесть животворный вагон,Несущийся к месту нечаянных встреч,Хранящий безбрежность до лучших времён.

Окраины дрозд, опалённый птенец,Сквозь рёбра прорвался и сел на забор, —Он знать не желает, что это конец,И в горле его лишь восторг – не укор.Окраины дрозд не поёт ерунды,Обуглились крылышки – это не блажь!

Окраины волхв, подтверди, что и тыОжог не излечишь и смолкнуть не дашь!

Ах, эти строчки, как капли…

Ах, эти строчки, как капли,Молча ползут по щекам.Надо закончить, не так ли,Их невесёлый канкан?

Их непонятный источник —Ах! – далеко, далеко.Их узнаваемый росчеркСкрыть нелегко, нелегко.

Станет с годами виднееИх сокровенная суть.Но и тогда – не посмеютПравде в глаза заглянуть.

Лишь до скончания векаБудет тревожить меняВ этих рифмованных рекахТема дождя и огня.

Гризайль

Сквозь белое небо тянутся долго ко мне облака.Что показать им? Тёмное озеро, сонные берега?Выкрик сороки, вой заскучавшей собаки вдали?Что показать им – бледные руки мои?Руки, чертящие странные знаки на белой бумаге.Наше жилище и лес, мост и овраги…Веки, которые просят покоя – и я их прикрою.Пусть облака, как вагоны, плывут над головою…Веру теряя, одни лишь гризайли рисуя,В блёклом, бесцветном, томительном мире живу я.

Не поеду никуда…

Не поеду никуда.Встрече вряд ли буду рада.Поезд, люди, города, —Не пройдёт теперь, не надо.

То, что мучило и жгло,Выходить на свет не хочет,В пробужденьи видит злоИ безумие пророчит.

Чтоб использовать привыкОт безумья до могилыНеизученный языкНенадёжной дикой силы,

Говорил чтоб о судьбе —Неуслышанным остался,И в растерянной толпеПо молчанью узнавался.

Не приеду, не приду.Скорбь придумана не нами.Бинтовать свою бедуБуду тонкими руками…

В июнь, на праздник света…

В июнь, на праздник света,К прохладе рос и трав,К нежнейшим ласкам летаЯ вырвусь, сеть прорвав.

Я совершу кощунство:Не дам себя пойматьИ в сладкие безумстваОпять запеленать.

И вспомню вновь, быть может,Что не было – и нет,Что душу растревожилЛишь бледный силуэт.

Лишь зимний день надсадныйИ то, что быть могло,И взгляд тревожно-жадныйСквозь мутное стекло.

Навстречу маякам

Навстречу маякам – хотя не знаем, где ответ.Навстречу маякам – недоуменно смотрят вслед.Навстречу маякам – и руки тянутся к воде.Навстречу маякам – и не найдёшь вины нигде.Из влажного тумана вновь рождается вода,А ночью, в тишине, за борт бросаются года.Никак не разглядеть нам, что над зябкой белизнойОпять рассвет раскинулся горячей бахромой.Никак не догадаться нам, что, споря с глубиной,Из Ладоги уйти придётся медленной Невой.

Навстречу маякам – когда за Свирью снова ширь.Навстречу маякам – поторопись, не медли, Свирь!Навстречу маякам. Грустят дома на берегу.Качни свои глаза и вылей в Свирь свою тоску!Я щепочку от пристани сожму в своих руках.Огни, наверно, выстыли на наших маяках.Проходят острова, бросая листья на корму…Навстречу маякам – и не ответить, почему…

Когда, устав от слов, без устали придётся…

Когда, устав от слов, без устали придётсяГлядеть в кошмары снов, не погасив огня,По улицам пустым стрелою пронесётсяМой чёрный спаниель, чтоб разбудить меня.

Качнувшись на губах и незаметно тая,Становится добрей бессонница моя,И я, открыв глаза, внезапно понимаю,Как весело вернуться в радость бытия.

Ах, этот звонкий пёс, не знающий коварства,То падающий вниз, то уходящий ввысь,Сегодня он – моё последнее лекарство,Сошедшему с ума дарующее жизнь.

Сегодня знает он: я тот больной, которыйВпервые вышел в сад, от слабости дрожа,Оставив жаркий бред, ночные разговорыИ тайную любовь на кончике ножа.

Итак, отныне я – твой благодарный зритель,Пусть заживает струп упрямо сжатых губ,Мой чёрный спаниель, весёлый победитель,Осеннюю хандру таскающий за чуб!

Травести с безмятежным лицом

Целый день я гнала её прочь.День к концу подходил, а потомГоворила со мною всю ночьТравести с безмятежным лицом.

Мне заснуть не давала она,Мной довольна была и добра.И, как в прежние ночи без сна,Мне хотелось дожить до утра.

Этот призрак лохмат был и мал,Он на спинке кровати сиделБитый час, и ногами болтал:Непонятно, чего он хотел.

Он, должно быть, не верил совсемВ безысходность и тяжесть любви:Запрещённых касался он темИ острил: «Позвони, позови!»

До утра я играла с тоской,И писала о ней, и о том,Как всю ночь говорила со мнойТравести с безмятежным лицом.

Ушедшее